rebel kid
Написала тут эссе. В рамках предмета зарубежная журналистика мы пишем по парочке эссе в неделю: о книге и о киношке, которые имеют отношение к теме масс-медиа. И вот настала очередь сборника статей Хантера Стоктона Томпсона «Поколение свиней». Я бы назвала его работу не сборником, а параноидальным дневником. В общем, мне самой вкатило получившееся эссе, поэтому решила его выложить здесь.
читать дальше
В мире животных
Заметки о сборнике Хантера С. Томпсона «Поколение свиней»
Перед нами — дневниковые записи, связанные между собой множеством сквозных тем и мотивов; все они, как разноцветные нити, перепутаны между собой, поэтому анализировать текст непросто. Наверное, гонзо-журналистика подразумевает подобный беспорядок; вам словно удается проникнуть в сознание автора, в его путаные мысли, и вот вы там сидите и вместе с Томпсоном предаетесь негодованию и нецензурным беседам о том, как все-таки безумен, безумен, безумен этот треклятый мир. Это, пожалуй, самая очевидная «нить» в клубке книги: мир сошел с ума. Ради того, чтобы наглядно продемонстрировать это, Томпсон и составил этот сборник.
Итак, мотив тотального сумасшествия. Чтобы его поддерживать, Томпсону не приходится сильно напрягаться: он включает телевизор и просто пересказывает нам новости дня. Внутренняя политика (как дела у Рейгана), внешние конфликты (Горбачев, Южная Африка), экологические проблемы (вода — самое чистое, что у нас осталось), техногенные катастрофы (ураганы и их пророк — «психопат Нэйл Франк»), возможности современной науки («возможно все, если вы знаете правильных докторов»), немного секса (проблема «порнографии» и фестиваль эротического кино), чуть-чуть наркотиков (для Томпсона они остались в прошлом) и совсем слегка рок-н-ролла (кусочек про The Doors был как глоток свежего воздуха). Вот основные темы, которые Томпсон обсуждает на страницах своего «свиного дневника». Или «анти-свиного», если угодно. Хотя Томпсон ненавидит телевидение, в каждой третьей главе мы застаем его на диване у ТВ-экрана. Конечно, ему нужно быть в курсе последних новостей, он же «в конце концов, медиакритик», поэтому волей-неволей приходится торчать перед этим ящиком. Здесь Томпсон пользуется приемом двойной экспозиции: сперва показывает себя обязанным смотреть телик и понимающим, что такое телевидение. «Телевидение — это своего рода жестокая и примитивная денежная канава, проходящая через сердце медийной индустрии, этакий длинный пластиковый коридор, где воры и проститутки процветают, а хорошие люди мрут как собаки за здорово живешь». И тут же перед нами появляется Томпсон-обыватель: «Сидение у телевизора, особенно если вы можете днем и ночью просматривать двести каналов, обеспечивает вам полную занятость — а когда весь мир кажется тупым, в запасе всегда есть возможность задвинуть в видеомагнитофон “Ночные мечты”». Самоиронии доктору Томпсону не занимать.
Еще один очень важный мотив — гонки. Можно заметить, что спортивные, на которых всегда был помешан Томпсон («Я профессиональный азартный игрок»), ведутся практически параллельно с предвыборными. Таким образом, нам понятно, почему безбашенный доктор Томпсон, гонявший некогда с Ангелами Ада, стал интересоваться политикой: здесь игроки тоже делают свои ставки, а «гончие» кандидаты допускают непростительные ошибки или, напротив, выходят вперед. Томпсон сам говорит об этом, когда обращается за советом к приятелю Гэри Харту, одному из кандидатов: «Знаю, ты не играешь в азартные игры, но сейчас, когда ты выпал из гонки, думаю, никто лучше тебя не подскажет, кого выдвинут кандидатом в президенты». Однако тождественными оказываются не только гонки, но и их участники: политики рассматриваются Томпсоном как животные. Отсюда вытекает еще один мотив — «зоологический».
Сперва стоит остановиться на татуировке в виде черной пантеры, которую сделала коллега Томпсона Мария. На ум приходят «Черные пантеры» — афро-американская группировка, которая в 1960—70-х годах боролась за гражданские права чернокожих в США. Но в «Поколении свиней» речь идет о середине 80-х, к тому же Томпсон и Мария — белые; при чем же тут черная пантера? Я думаю, дело в том, что эта картинка работает как символ скрытой силы, смертельной опасности на мягких лапах и прочее. Хантер Томпсон — фетишист (что он наглядно демонстрирует в главе «Багажная декларация»), эмблемы для него много значат, как и дух бунтарства. Кроме того, те настоящие черные «Черные пантеры» противопоставляли себе свиней, коими считали полицейских. Это было символическое противостояние, которым воспользовался Хантер Томпсон в «Поколении свиней», в этой летописи сумасшествий.
«Свиной мотив» в американской культуре (надеюсь, я не хватила лишнего) неразрывно связан с колонизацией и порабощением, словом, с неволей, несвободой. Неслучайно именно афроамериканцы придумали эту метафору; вообще чернокожим свойственен антропоморфизм как наделение людей свойствами животных, это как-то укладывается в их магическое мировоззрение. В романе Тони Моррисон «Песнь Соломона», полном подобной магии, свинья упоминается как домашний питомец по имени Генерал Ли. Человек с таким именем существовал на самом деле и был во время Гражданской войны главнокомандующим армии южан, которая выступала против отмены рабства. Свинью по имени Генерал Ли в книге Моррисон впоследствии съели: «Генерал Ли вполне устраивал меня. Замечательный был генерал. Что ни попробуешь, все вкусно». В то время как лошадь на том же скотном дворе носила имя Президента Линкольна: «Отец-то, вероятно, в шутку назвал лошадь Президентом Линкольном, зато Мейкон навсегда проникся к Линкольну симпатией, ведь он полюбил его еще лошадью, трудолюбивой, ласковой и послушной». Ассоциируя реальных людей с определенными животными, благородными или нет, Тони Моррисон добилась особой метафорической антитезы.
А что же Хантер Томпсон? Судя по его тексту, те времена, когда еще были не только «свиньи», но и «лошади», прошли. Теперь — только свиньи. Хотя для разнообразия Томпсон устраивает настоящий зверинец на страницах книги. Люди в монреальском клубе «Суперсекс» смотрят «бессмысленным и тревожным взглядом, характерным для животных, которые чувствуют, что пришла беда, но не могут понять, откуда». Автора беспокоят «безмозглые уроды», которые стучат в дверь, звонят по телефону «или придумывают гнусные судебные иски, мастурбируя, как шимпанзе, в комнатах, освещенных 25-ваттными лампочками». Бабуины, горные козлы, попугаи, жадные и склонные к панике пингвины, гиены, механические зайцы, навозные жуки, дикие кабаны — стаи обезумевших животных атакуют сознание Томпсона и наше, читательское, вместе с ним. На ум приходят американские нью-метал группы первой половины 90-х, KoRn, например, которые в качестве сценических образов стали использовать маски животных, превращая свое выступление в жутковатый перфоманс. Это своеобразный способ облечения системы, протест против нее.
Томпсон характерно описал симптомы мировой болезни, отдадим ему должное. Но что же делать с ними? Как лечиться? Сам автор в такой обстановке ведет себя как психопат и параноик, но это его личные проблемы; Томпсон с рождения был расположен к неспокойствию и тела, и души. Так как же быть? Томпсон не был бы собой, если бы дал какой-то там рецепт. Он оставил нас перед всем этим беспорядком и просто вышел под дождь и пошел в отель, как сделал бы Хемингуэй.
читать дальше
В мире животных
Заметки о сборнике Хантера С. Томпсона «Поколение свиней»
Перед нами — дневниковые записи, связанные между собой множеством сквозных тем и мотивов; все они, как разноцветные нити, перепутаны между собой, поэтому анализировать текст непросто. Наверное, гонзо-журналистика подразумевает подобный беспорядок; вам словно удается проникнуть в сознание автора, в его путаные мысли, и вот вы там сидите и вместе с Томпсоном предаетесь негодованию и нецензурным беседам о том, как все-таки безумен, безумен, безумен этот треклятый мир. Это, пожалуй, самая очевидная «нить» в клубке книги: мир сошел с ума. Ради того, чтобы наглядно продемонстрировать это, Томпсон и составил этот сборник.
Итак, мотив тотального сумасшествия. Чтобы его поддерживать, Томпсону не приходится сильно напрягаться: он включает телевизор и просто пересказывает нам новости дня. Внутренняя политика (как дела у Рейгана), внешние конфликты (Горбачев, Южная Африка), экологические проблемы (вода — самое чистое, что у нас осталось), техногенные катастрофы (ураганы и их пророк — «психопат Нэйл Франк»), возможности современной науки («возможно все, если вы знаете правильных докторов»), немного секса (проблема «порнографии» и фестиваль эротического кино), чуть-чуть наркотиков (для Томпсона они остались в прошлом) и совсем слегка рок-н-ролла (кусочек про The Doors был как глоток свежего воздуха). Вот основные темы, которые Томпсон обсуждает на страницах своего «свиного дневника». Или «анти-свиного», если угодно. Хотя Томпсон ненавидит телевидение, в каждой третьей главе мы застаем его на диване у ТВ-экрана. Конечно, ему нужно быть в курсе последних новостей, он же «в конце концов, медиакритик», поэтому волей-неволей приходится торчать перед этим ящиком. Здесь Томпсон пользуется приемом двойной экспозиции: сперва показывает себя обязанным смотреть телик и понимающим, что такое телевидение. «Телевидение — это своего рода жестокая и примитивная денежная канава, проходящая через сердце медийной индустрии, этакий длинный пластиковый коридор, где воры и проститутки процветают, а хорошие люди мрут как собаки за здорово живешь». И тут же перед нами появляется Томпсон-обыватель: «Сидение у телевизора, особенно если вы можете днем и ночью просматривать двести каналов, обеспечивает вам полную занятость — а когда весь мир кажется тупым, в запасе всегда есть возможность задвинуть в видеомагнитофон “Ночные мечты”». Самоиронии доктору Томпсону не занимать.
Еще один очень важный мотив — гонки. Можно заметить, что спортивные, на которых всегда был помешан Томпсон («Я профессиональный азартный игрок»), ведутся практически параллельно с предвыборными. Таким образом, нам понятно, почему безбашенный доктор Томпсон, гонявший некогда с Ангелами Ада, стал интересоваться политикой: здесь игроки тоже делают свои ставки, а «гончие» кандидаты допускают непростительные ошибки или, напротив, выходят вперед. Томпсон сам говорит об этом, когда обращается за советом к приятелю Гэри Харту, одному из кандидатов: «Знаю, ты не играешь в азартные игры, но сейчас, когда ты выпал из гонки, думаю, никто лучше тебя не подскажет, кого выдвинут кандидатом в президенты». Однако тождественными оказываются не только гонки, но и их участники: политики рассматриваются Томпсоном как животные. Отсюда вытекает еще один мотив — «зоологический».
Сперва стоит остановиться на татуировке в виде черной пантеры, которую сделала коллега Томпсона Мария. На ум приходят «Черные пантеры» — афро-американская группировка, которая в 1960—70-х годах боролась за гражданские права чернокожих в США. Но в «Поколении свиней» речь идет о середине 80-х, к тому же Томпсон и Мария — белые; при чем же тут черная пантера? Я думаю, дело в том, что эта картинка работает как символ скрытой силы, смертельной опасности на мягких лапах и прочее. Хантер Томпсон — фетишист (что он наглядно демонстрирует в главе «Багажная декларация»), эмблемы для него много значат, как и дух бунтарства. Кроме того, те настоящие черные «Черные пантеры» противопоставляли себе свиней, коими считали полицейских. Это было символическое противостояние, которым воспользовался Хантер Томпсон в «Поколении свиней», в этой летописи сумасшествий.
«Свиной мотив» в американской культуре (надеюсь, я не хватила лишнего) неразрывно связан с колонизацией и порабощением, словом, с неволей, несвободой. Неслучайно именно афроамериканцы придумали эту метафору; вообще чернокожим свойственен антропоморфизм как наделение людей свойствами животных, это как-то укладывается в их магическое мировоззрение. В романе Тони Моррисон «Песнь Соломона», полном подобной магии, свинья упоминается как домашний питомец по имени Генерал Ли. Человек с таким именем существовал на самом деле и был во время Гражданской войны главнокомандующим армии южан, которая выступала против отмены рабства. Свинью по имени Генерал Ли в книге Моррисон впоследствии съели: «Генерал Ли вполне устраивал меня. Замечательный был генерал. Что ни попробуешь, все вкусно». В то время как лошадь на том же скотном дворе носила имя Президента Линкольна: «Отец-то, вероятно, в шутку назвал лошадь Президентом Линкольном, зато Мейкон навсегда проникся к Линкольну симпатией, ведь он полюбил его еще лошадью, трудолюбивой, ласковой и послушной». Ассоциируя реальных людей с определенными животными, благородными или нет, Тони Моррисон добилась особой метафорической антитезы.
А что же Хантер Томпсон? Судя по его тексту, те времена, когда еще были не только «свиньи», но и «лошади», прошли. Теперь — только свиньи. Хотя для разнообразия Томпсон устраивает настоящий зверинец на страницах книги. Люди в монреальском клубе «Суперсекс» смотрят «бессмысленным и тревожным взглядом, характерным для животных, которые чувствуют, что пришла беда, но не могут понять, откуда». Автора беспокоят «безмозглые уроды», которые стучат в дверь, звонят по телефону «или придумывают гнусные судебные иски, мастурбируя, как шимпанзе, в комнатах, освещенных 25-ваттными лампочками». Бабуины, горные козлы, попугаи, жадные и склонные к панике пингвины, гиены, механические зайцы, навозные жуки, дикие кабаны — стаи обезумевших животных атакуют сознание Томпсона и наше, читательское, вместе с ним. На ум приходят американские нью-метал группы первой половины 90-х, KoRn, например, которые в качестве сценических образов стали использовать маски животных, превращая свое выступление в жутковатый перфоманс. Это своеобразный способ облечения системы, протест против нее.
Томпсон характерно описал симптомы мировой болезни, отдадим ему должное. Но что же делать с ними? Как лечиться? Сам автор в такой обстановке ведет себя как психопат и параноик, но это его личные проблемы; Томпсон с рождения был расположен к неспокойствию и тела, и души. Так как же быть? Томпсон не был бы собой, если бы дал какой-то там рецепт. Он оставил нас перед всем этим беспорядком и просто вышел под дождь и пошел в отель, как сделал бы Хемингуэй.
@темы: литературные дни, journalism, studies